| Имя: Джонатан Самуэль Бишоп | Jonathan Samuel Bishop |
I. Хроники жизни:
Здравствуй, мать.
Последние тёмные лунами ночи настолько пахнут гарью насквозь сырого от проливных ливней пороха и жженой химикатами людской плоти, что иногда кажется, будто Смерть - это не призрачная метафора светских гуманистов из надушенной парфюмом жабьей Франции, а сами молекулы материального природного воздуха. Впрочем, не отчаивайся чересчур рано; если я могу написать данной письмо, значит я цел и со мной всё в порядке. Сейчас, - надеюсь, память в переплетении с географическими коррективами интуиции мне не изменит, - наша "полицейская" группа остановилась вблизи береговой линии Жёлтого моря. Намеренно я расставляю кавычки и, также, ввиду необходимости избегаю категоричных слов "война", "взвод", "расположение". Знаю, бумажные колонки газет сообщают об услужливой стагнации, о торможении акций и действий – всё же уверяю, в реалиях бытует всё это нечто иначе. Нас зовут гордыми сынами, но наши изнемождённые щебетанием ворсистых насекомых выцветшие серостью лица припорошены липкой паутиной колючего плюща, когда нужно прятаться меж объятых и вымаранных глиной прутьев хвойных пород, что служат стенами хижин местному населению. Нас называют творцами свободы, но наши изнеженные сладкой газировкой и приторным мороженным юношеские тела не способны выдерживать двухдневный голод, обручившийся фиктивно золотой тесьмой с металлической цевью винтовки. Нам говорят, что от нас зависит будущее, прежде чем мы входим в чужие погреба, выедаемые тусклыми зрачками избитых гематомами столкновений или изнасилованных грязно узкоглазых детей. Впрочем, не отчаивайся чересчур рано; если я могу написать данной письмо, значит я цел и со мной всё в порядке. Просто, - и как часто в этом слове кроется вся сложность судьбы, - мне неизвестна честность патриотичных афиш, не представляется ясной разумению слава убийцы. Около недели назад, - не так трудно потерять счёт дней и это для меня истинная пугающая катастрофа, - к нам прибыл новый "коллега" по имени Джон. И, хоть его и зовут Макс, мы все тут Джон в той или иной степени; никаких разговоров о том, кто кем был ещё с пару месяцев назад. Важно знать весомо, словно центнер гранитной плиты зябких могил, стоит кому-то очутиться на этом выжженном кровяным потом грунте, ты навсегда Джон. И горько, и смешно. И даже, комично. Поэтому, кажется, вроде и не Макс выветривал спрут кишок вчера, уже минувшим, вечером от неумело упущенной растяжки, а кто-то очевидно незнакомый, лишь очередная репродукция оригинала. Иногда, - я думаю, - каски, молчание и идентичность делает нас одинаковыми – аккурат под стать коммунистам. И горько, и смешно. И, может, комично.
Часто я вспоминаю дубовую рощу близ нашей фермы в Юте, где мне удосужилось провести беззаботные года детства; запах свежескошенных травинок, вкусная мякоть едва созревших зеленью яблок. И пусть тебя не пугает моя красноречивость, - ты всегда знала, дорогая мать, - будто я нахожу свою открытость скорее в строках, нежели чем в разговоре, оттого мне все более жаль, что столь мало времени оставила нам судьба, прежде последствий, приведших моё нутро сюда.
Демократия – это лишь равенство безбожной олигополии.
Целую и люблю тебя и Веронику.
Ваш Джонатан.
Блеклые стрелки наручных часов уже успели переползти отметку в полночь, когда на залитый чем-то клейким миниатюрный столик подали стеклянную чашку с крепким от дешевизны растворимым кофе. Вопреки привычному шуму, по пятам адской гончей рыщущему за кулуарами многочисленных кафе и полупьяных баров при свете молочной луны, данное заведение прозябало в неистовой тишине и спячке морозного декабря, окутывая тусклые петли ламп тягучей атмосферой скованности. Джон, более инстинктивной привычкой, нежели из-за необходимости, поморщил нос от эфемерного электрического покалывания в нижней полости правой ноги; бегло оглянулся. Исключая милую официантку, чей некогда белоснежный передник утерял теперь желтизной никотина цвет свежести, и заснувшего утомленной негой пожилого старика притаившегося в углу залы, осунувшийся спиной парень оказался единственным живым олицетворением сметающего несуразностью антуража. Глоток едкого напитка разбавил бурный поток мутностью отрешенного разума собственным мерзостным дурманом горечи, мешенного в равной пропорции с кислинкой, и, не смея терпеть отвратительный выхлоп послевкусия, Джон закуривает. Клубок дыма первой затяжки, переливаясь, словно сизым мотком ниток на веретене божьих мойр, увлекает недра восприятия бытия куда-то туда, гораздо дальше, чем позволительно в обыденной жизни, но гораздо ближе к духу, чем предполагает аутентичность одинокой бессонной ночи.
Он вспомнил сейчас Анну и её нелепые овальные стекла очков в роговой, истесанной за мочками заострённых ушей, оправе. По убытию стольких месяцев и, даже, лет, его настигает понимание этой легкой робкой полуулыбки обожания, столь мило одергивающей ямочки её щек вуалью нежности, вытачивая тем самым умилением девчачьи скулы. Минуло, думается, уже сотни падающих хвостами вниз звёзд с последней их встречи в пышущем изумрудной гладью саду близ университета; он вспомнил сейчас, что лишь только Анна могла утолить его безмерную скованность пылом неподдельного, искреннего разговора и пусть их отношениям нет суждений перейти теперь переправу мирной недосказанности, облик замершего в сердце холста прошлого приятно отогрел мимолетно промозглую дрёму тропинок меж извилин мозга.
Конечно, он не написал ей даже одного письма – наверное, не осмелился. Ему было стыдно, а не гордо, что позволил себе дать волю низменным чувствам злости при очередном уязвлении сокурсников; ему было стыдно, что он утерял шанс получить образование и, вылетев со скандалом с последнего курса экономики тире финансов за бесполезную, несвойственную его пылу, драку, был призван в ряды вооруженных убийц очередного дальнего народа; ему было стыдно, что он, теперь, похоронив, - почти сразу по демобилизации из-за ранения, - свою мать и однодневных друзей, остался отщепенцем прошлой эры депрессий в века прогресса. Всё что у Джона осталось исключительно личного на нынешнюю сумраком ночь - крошечная субсидия за семь месяцев Корейского ада, неестественно выбитая с шарнир пулями лодыжка и, конечно, бессонница.
О, да.
Она – как бесконечный марафон. Ты бежишь изо всех сил, бежишь, пока не сходишь с ума от кровавой пелены утомления выпадающих ресниц и, безусловно, хоть и ставишь результативные рекорды, знаешь, что победить никогда не суждено. Первые недели, ему удавалось спать четыре часа и, иногда, удавалось видеть безмятежные сюжеты обрывочных снов. То была их семейная ферма, розданная ныне, после потчевания на кладбищенской земле матери, за долги; или звонкий голос сестры, сбежавшей от непутевого брата через неделю после похоронной процессии куда-то в Нью-Йорк. Возможно, в Нью-Йорк.
Она, – бессонница, - как бешенство дряблой возрастом дворовой псины. Не рычит, но шипит милостивой разнузданностью от вздыбленной неизлечимой чумкой шеи, скаля нагие старостью гниющие дёсны. Последний месяц ему везло урывками получить два с половиной часа забытья и, часто, окатывать темечко дрожью пережитого военного опыта. Что именно было в этой фата-моргане – он предпочёл утаивать.
Окурок плотно перетёр замызганное моющим средством дно пепельницы. Время подводить итоги?
Ему двадцать пять. Из них четверть – года, проведённые среди деревенского убранства, сжатой отрешенности к обществу школьного социума лихо выменянного на уйму бесконечных книг. Ещё несколько отрезков – везучее поступление в благопристойный колледж, ущемление гения сверстниками, позорное отчисление за рукоприкладство с сыном высокопоставленного дипломата; после – война. И всё, что у Джона осталось исключительно личного на нынешнюю сумраком ночь - крошечная субсидия за семь месяцев Корейского ада, неестественно выбитая с шарнир пулями лодыжка и, конечно, бессонница. Зато, он, ставит новый рекорд – чуть меньше двух часов сна за сутки.
***
Демократия – это лишь равенство безбожной олигополии.
Полдень не приносит радость, если время идёт на считанные минуты. Полдень не приносит радости, если ты исполнительный. Полдень, - он вовсе не есть счастье, когда радужку глаза слепит яркий крен солнечного зенита. Бывало хуже: он ночевал на буераках, устеленных одеялом красных жиром муравьёв. Могло быть хуже: например, стоило бы посмотреть на снующих торопливостью прочих громил, прислуживающих надутым спесью макаронным гангстерам. Но что до Джона, - чёрт, ему нравилось то, чем он занимался. Находя мощь острого ума изысканий среди вечных вычислений бюрократических алгоритмов, последние два месяца прошли в колее успешного автоматизма. Мистер Марлоу, любезно нашедший в неудавшемся выпускнике талант, поручал множество разных дел выездного, гармоничного с законом, характера – регулярные посещения банков, молчаливые сдачи отчётов в налоговые инстанции и прочее; Джон не позволял себе украдкой проверять компетентность нанимателя, но допускал собственный учёт того, что удавалось узнать из односторонних реплик многочисленных знакомых Марлоу. Молчание – золотая лихорадка. Джон молчал и знал, будто кого-то действительно подкупали, а в некоторых случаях обсчитывали, но в любом случае, пусть и кривя душой по поводу честности операций, работа секретаря на побегушках была уместна и для Джона, и для тех, кто пропускал намеренные ошибки этих пресловутых, упомянутых выше, вечных вычислений. А что в остальном – Марлоу недурно платил, помог с арендой дешевого жилья, к тому же подвижный образ жизни возвысил лимит сна до четырёх с половиной часов беспамятства.
Так или иначе.
Демократия – это лишь равенство безбожной олигополии.
***
Холодильник был пуст, но жужжал назойливой мухой яростно заставляя вибрировать сосущее чувство голода пульсацией. Духота наступающей, - первыми тающими каплями, - весны забила плотным войлоком вакуум тесной кухни. Джон, каким-то глупым взором, высматривает расчерченные полосы резиновых вставок дверцы морозилки. Два часа ночи.
Мистер Марлоу позвонил около получаса назад. Уведомил, будто испытательный срок длинною в полугодие пройден. И хотя о нём было неизвестно ничего до данного упоминания заранее, радости новость принесла не уймой больше, чем дневной приход полуденного звона колоколов. Очередной секретарь покинул агентство «Спейд и Марлоу», а разве есть более подходящий кандидат, чем доказавший лояльность Джонатан Бишоп?
Холодильник был пуст и то было только начало весны, но уже Джон ощутил, как сонливость летучей мышью облачается в тень скалистых ночей бессонницы.
- Джон рождён второго февраля на безымянной ферме родителей рядом с Солт-Лейк-Сити. Его отец, грубый и прямолинейный представитель рабочего класса, умер от инфаркта в возрасте пятидесяти семи лет, когда Джону было одиннадцать – он, как это ни прискорбно, почти не помнит его;
- Бишоп с юного возраста предпочитал знание любому общению. Он рос незаметным, тихим и, что часто случается в условиях менталитета южных штатов, был зачастую объектом насмешек со стороны сверстников;
- Отношения со старшей сестрой нельзя назвать дружескими. Будучи из-за причин чересчур явной разности, яркий сгусток эмоций под именем Вероника никогда не уважала и не любила брата;
- Окончив школу, Джонатан в возрасте восемнадцати лет принялся помогать матери в хозяйстве. Через несколько лет, не питая к подобному образу предстоящей жизни симпатии, самостоятельно подготовился и поступил в приличный колледж Чикаго в сфере финансов;
- Студенческая жизнь мало изменила социальную сторону существования Бишопа. Единственным настоящим его другом, - и любовью в платонических смыслах, - стала застенчивая студентка с потока по имени Анна; впрочем, их отношениям так и не суждено было взрасти во что-то большее, ведь после отчисления Джонатана они больше никогда не общались;
- На последнем курсе "белая ворона" не выдержала очередной порции издевательств, вмешавшись в потасовку с одним из других студентов, который оказался сыном влиятельного дипломата. Джон, так и не окончив обучение, был отчислен с последнего курса и призван армией в компанию по освобождению Кореи;
- Семь месяцев Бишоп провёл среди прочих потных юнцов, почти не имея связи с реальным миром. Он убивал сам и наблюдал смерть товарищей. Отряд Джонатана попал в засаду одной душной ночью лета 1952 года, где на стыке меж превосходящих числом противников с несколькими уставшими американцами, получил серьёзное ранение в правую ногу. Парня демобилизовали в двадцать пять лет инвалидом в чине рядового 1-го класса с пенсией в семьдесят долларов;
- По возвращению в отчий дом, Джон застал чахнущую от тифа мать, умершую через полторы недели. Ферму пришлось продать для расчёта по долгам семьи, после чего Вероника сбежала в Нью-Йорк ради мечты, а Бишоп отправился в Чикаго во имя привычки;
- Джонатан не обладает гением дилетанта во всех структурах разом, но является истинно прекрасным, - уникальным, - финансовым аналитиком. Он постоянно читает разнообразную литературу, стараясь узнать как можно больше тонкостей денежного мира;
- Бишоп будто мёртвый внешне – пронзительный холодный взгляд, вялость, тихий голос. Возможно, это из-за кошмаров;
- Неизвестно когда Мистер Марлоу приметил Джонатана, но в начале зимы 1952 года он предложил бывшему военному работу финансового специалиста на побегушках, невзирая на отсутствия полного образования. За шесть месяцев выполнения поручений, Бишоп обзавёлся уверенным знанием полезных мелких чиновников и клерков;
- Ранней весной 1953 года Мистер Марлоу повелительно перевел Бишопа на умеренный темп поручений в должности секретаря агентства «Спейд и Марлоу». Неофициально он также занимается делами бухгалтерского и налогового характера.
II. Личность:
Он находит в себе множество противоречий, однако, именно на то, Джон Бишоп и есть обыденный эмоциями человек. К примеру – полная несостоятельность поддержать непринужденный разговор помогает ему концентрировать всю свою страсть красноречивости в письме, любовь к которому взросла благодаря впечатляющей начитанности. Безумная любовь к аналитике, вычислениям и финансовым изысканиями предполагает гордость за возвышенное на пьедестал оливкового Олимпа дело, но на практике Джон никогда не будет пререкаться или же указывать на ошибку и несостоятельность другого человека из-за робости. В наши дни бурная молодежь называет подобных мистеру Бишопу занудой, а вернее было бы всё же указать на его замкнутость и, частичную, прагматичность к скептическим взглядам на жизненные перипетии и реалии. Он знает, что большинству одного сорта людей не интересно большинство другого сорта людей – и никогда не рассказывает о собственных увлечениях, желаниях, тайнах. Он знает, будто если Бог и существует, то он безразлично хаотичен к созданиям своего чрева – а оттого тратить ненависть и любовь на что-то внешнее бесполезно, так как есть мир внутренний, скрытый от взора простых обывателей. Он знает, словно власти воображают ценность существования личности общей цифрой статистики погибших, - поэтому несмотря на военную подготовку и свершенные убийства, в бытовой среде неконфликтный, спокоен и невозмутим. Может, немного лидерской храбрости, он бы смог добиться большего. Может, и скорее всего, пройдя мимо него в очереди за молочным коктейлем, вы даже не заметите его утомленного пепельного лица.
III. Дополнительная информация:
- Бишоп в первую очередь аналитик, математик и логик. Пусть ему и очень хорошо знакомо техническое и практическое обращение с оружием, но не стоит ожидать от него много из-за травмы; или из-за мировоззрения. В социальном плане Джон малообщителен и предпочитает обучение за книгами наедине с собственным больным бессонницей разумом любой "приятной" компании.
- У Бишопа есть сестра, от которой после смерти матери почти не было никаких вестей, но, как думается, скорее всего она в Нью-Йорке. Единственная подруга, - почти что любовь, - отринута очень давно, ещё со времен призыва в стан вооруженных сил.
- Из имущества, - помимо мизерных субсидий от правительства, - у Джона имеется арендованная однокомнатная квартира близ станции метро Ирвинг-Парк, пара поношенных изрядно костюмов и четыре тысячи долларов наличными, часть из которых остались с продажи фермы родителей, а другая часть которых скопилась с выплат и зарплаты, которую попросту некуда тратить.
- Джонатан курит сигареты марки "Red Apple"; алкоголь абсолютно не пьёт.
Достоинства
Полезные знания – Джонатан, благодаря воли случая или же собственной усидчивости, одарён блестящим талантом финансиста. Налогообложение, экономические дилеммы, бухгалтерский учёт – всё это более игра разума для него, чем рутинные рабочие обязательства. Пусть Бишоп не имеет диплома, но ценой собственной жажды обучения и опыта, ему удалось усвоить огромное количество нюансов вращения оси денежного мира. Именно это и привлекло Филипа Марлоу, - или точнее Лайонела Ротшильда, - в его отрешенной, к популярным ныне гедоническим мерам оценки мира, личности.
Знаток других – шесть месяцев разъездной работы по поручениям Марлоу в Чикаго не прошли даром. Джонатан пусть и не имеет влиятельных друзей, но знает множество мелких клерков и маклеров, просиживающих собственные подтяжки за многочисленными столпами бумажек в разнообразных инстанциях города. К тому же, искренняя молчаливость расположила уста многих трепать о собственных проблемах в присутствии Бишопа вслух, поэтому, стоит лишь возникнуть несерьёзной проблеме с документацией или одобрением кредита, Джон уже точно знает к кому стоит обратиться.
Недостатки
Хромота – демобилизацией Джонатана раньше срока послужило серьёзное ранение в нижнюю часть правой ноги. И, хотя ампутации удалось избежать, суставы навсегда утеряли гибкость, из-за чего лодыжка непропорционально искривлена. Помимо вечно сношенной до треска по шву туфли, Бишоп никогда не сможет бегать, а от сильного физического напряжения может и вовсе на продолжительное время потерять возможность передвигаться самостоятельно.
Кошмары – он почти не говорит о войне, но судя по выжатому до мертвенной бледности покрову лица, постоянно помнит нечто ужасное. Джонатан спит не более четырех часов в сутки, если вообще спит; он вечно будто находится в прострации, а силы покидают его. Когда всё же бывшему военному удаётся уснуть, он видит только испещренные судорогами погибели воспоминания пройденного ужаса. Иногда, как правило при появлении одному ведомому психике "якоря", Бишоп способен лицезреть короткий флэшбэк и наяву. [на усмотрение игрока или мастера]
Робость – Джону очень трудно находить непринужденные темы для светского разговора, поэтому он прекрасно ладит с людьми тесно связанными со сферой его деятельности и только в деловой форме, никак не более.
IV. Планы на игру:
Начнём с развития личного сюжета персонажа и его депрессивных наклонностей в следствии войны. Обязательно пропишем пару акций - вдруг кто откликнется, будет очень интересно (читай драматично). Есть ещё мысли насчёт детективной линии по месту работы, да и самому квесты поводить будет велико - впрочем, до подобного ещё уйму всего нужно успеть сделать. В конце концов - я люблю этот сеттинг и надеюсь в этот раз он удачно зайдет, так что постараемся выжить среди трудного Мира Тьмы хуманом.
V. Средства связи:
Skype - dr.alt1
Отредактировано Jonathan Bishop (2017-10-19 21:26:12)
